О Нижнем Новгороде 1929 года

[ukhudshanskiy]

Перепечатка в эмигрантском "Возрождении", № 1652 от 10 декабря 1929 года из "Красной нови".

"НИЖНИЙ НОВГОРОД"

---

Издали, с воды, на заре утренней или вечерней - похож Нижний на тот большой, узорчатый пряник, что пекут архангельские и вологодские искусницы. Откосы высокого крутого берега тогда ярко-розовые, сдобные, а по этой сдоби узорами из глазури белеют дома, соборы, церкви, пароходы, приткнувшиеся внизу, у пристаней, и светло-шоколадной каемочкой сползает с горы старая полуразвалившаяся кремлевская стена.

Но это только издали, со стороны Канавина, с подходящего низового или верхового парохода. Перейдите по сходням на берег, подымитесь деревянными мостками пристаней и город раскроется изнутри. Он грязен, неряшлив, неубран, крив и кос. Пыльные вихри крутят по изрытой мостовой, серым налетом оседают на обувь, одежду, губы, на лотки торговок антоновкой и розовыми ломтями арбузов. Переулки нечистые и извилистые, перепутались на откосах, как груда кишок. Стены домишек, безнадежно ждущих ремонта в лишаях плесени. В конце главной Кооперативной улицы на поржавелой церковной ограде, развешано для просушки белье в таком же бесхитростном и откровенном обилии, как вешали белье бабы гоголевского Ивана Никифоровича.

Нижний и посейчас сохранил традиции старых купеческих лабазов, тесных и затхлых, пропахших лампадным маслом, юфтью и кислой капустой.
Жизнь пульсирует внизу, на набережной, там, где дебаркадеры, белые двухэтажные пароходы, шлепающие плицами по мутной, пенящейся воде, где груды ящиков, мешков, рогожных кулей, прикрытых брезентом, расписные дуги подвод, конторы, склады, амбары, грузчики в расшлепанных лаптях и коротких широких портах, матросы в кожаных куртках, где шипение спускаемого пара, призывно-разноголосые пароходные сирены, гам, крутая брань и певучий, "окающий" волжский говор.

Волга дымно-лиловая, сильно обмелевшая. Желтые плешины перекатов и отмелей вылезли из-под воды. Чайка режет кривым, как татарский нож, крылом воздух. Синеющая, тающая в тумане речная даль, дышит тысячекилометровыми просторами - за ними море Хвалынское, старый Каспий, рыжие и горячие туркменские пески, апельсиновое дыхание Персии ...

Пристани, матросы, грузчики, крючники - колорит Нижнего. Драный, дюжий, лихой в работе,в пьянке, в драке народ. Вот шесть человек держат кипу кож. Кожи, темно-багровые, звонкие, тверды и тяжелы, точно железо. Невысокий, по обезьяньему длиннорукий и кряжистый, выходит один, отстраняет товарища:
- Пустите, ребята, я подмырну.

Кашлянул, плюнул, потуже нахлобучил картуз, бывший когда то розовым с белым кантом, - гусарский, видно - и нырнул под кипу. И вот, покачиваясь, жестко постукивая краями, поползли кожи черепахой вниз по сходням - чорт знает, сколько в них пудов!
- Хо-хо, попер! Как бугай здоровый, дьявол!

У ворот дебаркадера спит, раскинув ноги, желтобородый дядя. Уличная пыль и мухи вьются над ним, прохожие перешагивают через его ноги, из разинутого рта торчат два окурка - сунул для потехи нехитрый остряк - товарищ, а крючник сидит каменно, мертво. Рядом на ящике, свесив лаптищи, сидит другой, сдирает серебристую шкурку с жесткой и сухой воблы, истово заедает ситным. Войлочный шлык на нечесаной голове, рукава пиджака полосатые - из той ткани, что идет на матрацы.

Волгой жив и дышит Нижний. И еще Макарьевым. Но Макарьев, помнящий лихие, старокупецкие дебоши и кутежи, живет только раз в году, когда открывается ярмарка. Сейчас спущен флаг, опустели торговые ряды, тяжелые замки повисли на гулких железных дверях.

***

Еще недавно Канавино было частью Нижнего. Теперь Канавино получило автономию - отдельный, самостоятельный город со своим исполкомом и горсоветом. Нижний соединен с Канавином длиннейшим плашкаутным мостом через Оку, деревянным, горбатым и несуразным, за проезд через который, совсем как в средневековьи, берут деньги. Строится новый мост через Оку. Каменный. Постоянный.

"Самое безобразное положение со снабжением строительства материалами.."

"С доставкой камня прямо катастрофическое положение..." -  жалуется местная печать. Нижсиликат, вопреки обещанию, не доставляет бутовый камень. Госпароходство отказывает в тоннаже под камень. Запрашивают совнархоз, НКПС, стройотдел ВСНХ о железе для строительства - ни ответа, ни привета, ни договоров, ни железа.

Не так давно обнаружилось, что в округе, в деревне махровым цветом распустился:
- Агронэп.

Распространены в крае помещичьи хуторские хозяйства. Здесь не только не проводилась ликвидация хуторов, благополучно сохранившихся со времен Столыпина, но даже за годы революции возникло много новых отрубных хозяйств...

Красавец-пароход, белый, похожий на двухэтажный дом, отходит от пристани. Убраны сходни, пенится и шипит вода под плицами. Стальное солнце осени ослепительно дробится на волнах, отскакивает от них суетливыми зеркальными арабесками на борта парохода, тонкой радугой переламывается в брызгах от колес.

Ветер вольный бьет в лицо. Кажется, он пахнет Персией. Большие беляны остались позади. Визгливо кричит встречный суетливый и обтрепанный буксиришко. Солнце. Широкая, спокойная, тающая в дымке гладь. На корме, там, где подтянута узкая шлюпка, под брезентовым навесом рассыпается гармонь:
- Волга, Во-олга, ма-ать род-на-я...

 "Кр. Н."

---

"Красная новь" - литературно-художественный и общественно-политический журнал, выходил в Москве (изначально 2 раза месяц, в 1921–1942 гг. ежемесячно). В 1927-1929 гг. редколлегией фактически руководил В.Н.Васильевский. Журнал предназначался для писателей-"попутчиков", которых было не c руки печатать в коммунистических изданиях.